[LoGH]

Название: Маленькая, черненькая, все время спит
Автор: Гретчен Росс
Размер: драббл
Персонажи: Пауль фон Оберштайн, Зигфрид Кирхайс
Таймлайн: между 25 и 26 серией
Жанр: джен
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: ООС по желанию

Зигфрид Кирхайс без стука вошел в кабинет.
– Думаю, это ваше, – объявил он и, прежде чем Оберштайн успел запротестовать, положил на стол пушистого черного зверька размером с трехмесячного котенка.
Обрештайн поспешно выдернул из-под животного важный документ и брезгливо отряхнул от шерсти.
– Что вы мне притащили? – возмущенно спросил он. Зверек уже свернулся клубком на бумагах и сладко посапывал, прикрыв нос хвостом.
– Вашу совесть, разумеется, – ответил Кирхайс и почесал зверька за ухом. Тот заурчал во сне и дернул задней лапой.
– С чего вы взяли, что это моя совесть?
– Чья же еще? – удивленно откликнулся Кирхайс. – Маленькая, черненькая, все время спит. Знаете, Оберштайн, даже у Фридриха Голденбаума совесть время от времени просыпалась.
Продолжая гладить зверька по шелковистой спинке, он сел на стул для посетителей. Судя по всему, маленькая и черненькая совесть Оберштайна очень ему понравилась – а может, он радовался тому, что у Оберштайна вообще оказалась хоть какая-то совесть.
– А у вас, Кирхайс, совесть наверняка большая, белая и не дремлет ни секунды, – едко заметил Оберштайн и принялся зачем-то перекладывать на столе папки.
К его немалому удивлению, Кирхайс стремительно покраснел.
– Рыжая, – смущенно признался он и вздохнул: – И не такая уж большая… Иначе как бы я смог подбадривать Райнхарда в его стремлении завоевать всю Вселенную? Совесть побольше меня бы попросту сожрала…
Снизу послышалась какая-то возня, и на колени Кирхайсу вспрыгнуло крупное животное, неуловимо похожее на лисицу, и ободряюще лизнуло хозяина в нос. Кирхайс поскромничал, когда говорил о размерах: его совесть была раз в пятьдесят больше той, что сейчас мирно дрыхла среди черновиков. Впрочем, кто знает, может, у Яна Вэньли совесть вообще размером со слона…
– Надо же, как интересно, – откашлявшись, сказал Оберштайн. – И где же вы нашли мою… пропажу?
– В коридоре рядом с кабинетом Лоэнграмма. Вы, должно быть, собирались уговорить его воспользоваться уничтожением Вестерланда в политических целях, а совесть оставили за дверью. Чтоб не мешалась. Возможно, мне не следовало вам ее приносить… Но я решил: вечно спящая совесть все же лучше, чем совсем никакой. Ну, всего доброго. – Кирхайс поднялся, держа свою рыжую лисицу на руках. Она положила голову ему на плечо и буравила Оберштайна злобным взглядом. В умных блестящих глазах зверюги явственно читалось желание кого-то покусать.
– До свидания, – выдавил из себя Оберштайн.
Когда за Кирхайсом закрылась дверь, Оберштайн опустился в кресло и мрачно уставился за свою совесть. Он и в самом деле позабыл ее под дверьми Лоэнграмма – и даже не хватился. Теперь понятно, почему все это время у него было такое замечательное настроение, хороший аппетит и крепкий сон… Черный бок равномерно поднимался и опускался, и Оберштайн осторожно потыкал в него пальцем. Зверек вздрогнул, но не проснулся.
– Ну и что мне теперь с этим делать? – спросил Оберштайн самого себя.
Неплохо было бы опять оставить совесть где-нибудь, но этот чертов Кирхайс наверняка найдет и снова притащит. А может, вовсе выкинуть? Оберштайн приподнял зверька за шкирку и огляделся в поисках корзины для бумаг.
Просто отправить совесть в помойку… Вечером уборщик все вынесет, а к утру черная соня окажется за бортом корабля. Легче легкого.
Зверек дернулся, и Оберштайн от неожиданности разжал пальцы. Совесть шлепнулась на стол, взвизгнула от боли… и проснулась. Она села на задние лапы, обмотав хвост вокруг передних, зевнула, показав два ряда острых белых зубов, и внимательно посмотрела на Оберштайна.
– Эм… Кхм… Привет, – пробормотал он и протянул руку к зверьку. – Кис-кис-кис…
Издав громкий рык, зверек стрелой метнулся вперед. Острые зубы впились в запястье.
– Ах ты!.. Прочь! Отцепись! – заорал Оберштайн, но животное не собиралось его отпускать.
Он вскочил, отчаянно пытаясь скинуть вцепившуюся в него совесть. Затряс рукой, принялся колотить по столу в надежде, что зверек ослабит хватку – но тот только крепче сжимал зубы. Оберштайн метался по кабинету, сшибая мебель и налетая на стены. Он бил совесть бластером по загривку, выплеснул ей в морду бокал вина, чуть было не позвал Фернера… И, наконец обессилев, рухнул на стул для посетителей – тот самый, на котором всего пятнадцать минут назад сидели Кирхайс и его рыжая лисица.
– Что я натворил, – прошептал Оберштайн и прикрыл глаза рукой. – Зачем, зачем я погубил всех этих людей на Вестерланде?!
Ответом ему была тишина, и только проснувшаяся совесть с довольным урчанием грызла его пальцы.